Форум » НОВОСТИ » История деревни Пеосочное и округи » Ответить
История деревни Пеосочное и округи
Владимир Киселев: Брат моего деда по отцу Никифор Арефьевич Киселев, житель Малой Шалеги 1892 года рождения, проживший на этом свете девяносто лет, рассказывал мне: - В старые времена, как мои деды сказывали, немного охотников находилось наши места обживать. Пески потому как. Речки далеко и вода глубоко. Только силком людей к пескам этим и крепили. Ссыльные, стрелецкого звания лишенные, да от новой верой беглые новоселами и становились. Эта пустынь вроде как в наказание им давалось. Никифор Арефьевич «академиев не кончал», но историю заселения наших бесплодных земель обрисовал правильно. И сколько пота было пролито на эти треклятые пески, прежде чем получаемый урожай худо-бедно смог прокормить обиженных судьбой людей. Впрочем, любой из жителей Песочного и округи и в наше время немало почертыхался, стараясь напоить водой прожорливую землицу ради получения от нее достойных плодов трудов своих. Словом, Пески, они пески и есть… Как все начиналось Титково входит в число самых первых, а потому крупнейших, шести селений нынешнего Уренского района. С него и начнем рассказ об истории каждого из селений, входивших и входящих в состав сельхозпредприятия «Песочное». Возьму на себя смелость воспроизвести первоначальный момент существования деревни Титково. В году одна тысяча шестьсот восемьдесят втором числа двадцать первого мая на кругу Титовского стрелецкого полка была утверждена челобитная, чтобы патриарх и власти дали ответ, за что они «старые книги возненавидели и возлюбили новую латино-римскую веру», а еще решено было поддерживать требования челобитной до последней капли крови: «Надобно, братие, лучше всего постояти за старую православную христианскую веру и кровь свою пролияти за Христа». Зачинщиков челобитной наказали милостиво, только главному из них Никите Пустосвяту на Красной площади срубили голову, а прочих бунтовщиков сослали кого куда. Иных - в пределы Царевосанчурского уезда Приказа Казанского дворца. Часть из них и основали починок Титов. Под этим названием он и значится в реестре первой, петровской переписи населения от 1719 года. То есть, наказанные челобитчики были не просто стрельцами, но еще и раскольниками. И людьми, надо полагать, не робкого десятка. Закрепиться и расплодиться на песках – тут надобно особенные качества иметь. Недоумеваю, правда, отчего ж они не освоили местность неподалеку от озера, названного по деревне. Видимо, существовал какой-то запрет, а Петр Первый, как известно, особенно ревностно относился к водным объектам и запрещал основывать селения вблизи рек и озер и пашню дозволял распахивать не менее чем в двухстах саженях (почитай, полкилометра) от воды. Ее, как известно, загадить легко, особенно в водоемах изолированных. Так или иначе, титковцы стали первыми жителями на песках, и уже отпрыски их начнут осваивать дальние земли, строя на них починки и выселки. А пески как начинаются в районе ПМК в поселке Арья, так до Елховской низины и тянутся. Единственно сосна на них себя царицей и чувствует. В этом смысле обитатели песков целебного соснового воздуха «хлебают» куда больше остальных. Кстати, врачи Арьевской участковой больницы подметили, что жители Песочновской округи болеют много реже, нежели жители округ прочих. Может, и впрямь целителен воздух сосновый, витающий над песками? А вторыми селениями по старшинству после Титкова стали Песочное, Шалега Большая и Безводное, поскольку упоминаются они во второй переписи населения, которая началась невдолге после первой и завершилась в 1747 году. Посмотрите теперь на нарисованную мной схему расположения селений в названный период времени. И обратите внимание на дорогу, ведущую с Титкова на Большую Арью, ведь поселка Арья тогда и в помине не было. Места в пойме реки Арьи у нынешней в поселке нефтебазы были болотистыми, потому дорога на Урень и огибала их, идя через Большую Арью. Тоже, кстати, входящую в шестерку самых древних селений Уренщины. В 1773 году в данных генерального межевания, проведенного при Екатерине II, впервые упоминается и деревня Шишкино, носившая тогда название Потаповка и располагавшаяся в полукилометре севернее от нынешнего местоположения. В 1929 году Потаповка выгорит, вот на новом месте она и получит настоящее название. И самой последней, также после пожара в Большой Шалеге (в 1865 году сгорела половина изб), родилась деревня Малая Шалега. Собрались погорельцы на пепелищах и принялись думу думать: как дальше жить. - Отстраиваться надо по старым местам всем миром,- предлагали одни. - Где он, мир? Все наособицу жить настраиваются,- сомневались другие. - Разницы теперя нету, что по старым местам, что по новым,- высказывались третьи.- А по новым-то оно и выгодней будет. Нам нонче от крепости свобода дана, вот и давай махнем за речку Шалежку, земли там богатые, залежные. Толковали, спорили мужики, но в итоге остались каждый при своем мнении. Кто победней, решили «с помочью» новые дома по старым усадам ставить. Кто покрепче, да у кого ртов поболе, а, стало быть, и земли больше требуется, на новые земли податься решили. Нашлось охотников к перемене мест тринадцать человек. Первородными в деревне наряду с семействами Охлопковых, Киселевых считались семейства Басовых, Мухиных, Назаровых, Брагиных, Тороповых, Смирновых, Лебедевых, Комиссаровых, Виноградовых. Широко, с размахом построили деревню новопоселенцы. Улица – не уже Невского проспекта. Один дом от другого – на расстоянии вполне пожаробезопасном. Оттого и был-то в деревне за всю ее историю один большой пожар, когда враз три дома сгорело. О факте переселения от поколения к поколению такая легенда передавалась. Ее я от Никифора Арефьевича Киселева узнал. - Тяте нашему десять годков было, когда его из Большой Шалеги на строительство Малой привели. А Корнил Ерофеича Басова и вовсе в лукошке принесли. Вот и считай, сколь годов деревне: записан Корнил Ерофеич с 1864 года, а в 1865 ему один годочек стукнул. Стало быть, дата рождения Малой Шалеги доподлинно известна. Шибко, сказывают, деревня ставилась. К Покрову все тринадцать семейств под крышу въехали. Зиму поголодовали, нечего сказать. Грибками, ягодками да капусткой перебивались. А по весне за распашку земель принялись… Скотом на первых порах шишкинцы помогали. И на развод, и в племя давали. Малошалежцы им за это свои луга для выпаса предоставляли. С тех пор и сложилась дружба двух деревень. «Шалега да Шишкино – Крысино да Мышкино» - завидовали той дружбе соседи. А вот с «матерью» своей, Большой Шалегой, «дочь» Малая скоро вовсе перестала знаться. И это при том, что вплоть до революций обе Шалеги составляли одну земельную общину. Обидно Большой стало, что в Малой дела так сразу на лад пошли, и малошалежные бабы и ребятишки даже в самое голодное время «по объедкам» не ходили. Была прежде такая система, когда по весне у крестьянина собственный хлеб кончался, и он шел побираться. И совсем рассорились деревни во время Первой мировой войны из-за истории с большешалежцем, старым солдатом Василием Кудрявцевым. В областном историческом архиве сохранилось прошение отставного ефрейтора Василия Иванова Кудрявцева, принятого в службу 14 января 1867 года и уволенного в 1882 году, с которым он обращается в уездную управу. «В настоящее время, не имея любого пропитания и никаких средств и родственников благотворителей, и вот только пропитывая себя одним сбором милостыни более пятнадцати лет и в виду старости своей и неспособности к труду, волей-неволей приходится помирать с голода, так как сбор милостыни производить не могу, ибо я имею от роду восемьдесят лет, и за все время выхода моего из военной службы я не был удовлетворен от казны денежным пособием». Жил Кудрявцев в Большой Шалеге, а побирался по окрестным деревням, так как в своей деревне и без него голи да нищеты хватало. Самая же тяжелая милостыня обычно из Малой Шалеги приносилась. За это его земляки-большешалежцы и невзлюбили. Прошение Кудрявцева было, однако, удовлетворено. Старому солдату положили денежное пособие три рубля в месяц, но обида Большой Шалеги на Малую укрепилась. В 1910 году Больше-Малошалежная община распалась. Событие вполне вписывалось в одно из положений проводимой Столыпинской земельной реформы. Вообще же нищих, несмотря на лестную характеристику писателем Мельниковым-Печерским Урень-края, как зажиточного, хватало. Каждый день через деревни, по рассказам стариков, проходило от десяти до двадцати просящих подаяние. Особенно много их было из ближней Тарбеевки и из дальней, за тридцать верст, Целегородки. До отмены крепостного права в 1861 году селения Песочновской округи росли довольно медленно. Так, в крупнейшем из них – Титкове – в 1870 году в 42 хозяйствах проживали 269 человек, в Песочном в этом же году – 134 жителя в 23 хозяйствах, в Большой Шалеге – 262 жителя в 32 хозяйствах. Характер здешних почв, доставшихся новоселам, предопределил и насмешливые прозвища деревням и их жителям. Так песочновцы были прозваны «вьюнами» (речная рыбка, зарывающаяся в придонный песок), безводновцы – «водохлебами» (за бездонные колодцы). А вот титковцев прозвали «творожниками» - из-за байки о мужике, у которого из-под полы украденный творог потек. Малошалежцы, те - «утята» - за степенную походку, «звонари» - за звонкие голоса на лугах и полях. Прозвище деревни «овечий городок» - по месту пастьбы этих животных. Ну, а шишкинцев-потаповцев никак иначе как «лешими» прозвать не могли – за отдаленность их деревни от прочих деревень и нахождение посреди густого леса. Жители Большой Шалеги получили прозвище «бурашники» - за пристрастие к выращиванию бурака, то бишь, свеклы. В советское время им еще и прозвище «большешалежная милиция» приклеили, за ретивость сельских активистов в период раскулачивания. По религиозному составу селения были схожи. Повсеместно проживали ревнители старой веры, однако, толков они были разные. В Песочном – поповцы, в Титкове, Безводном, Шишкине, Шалеге Большой и Малой – беспоповцы-спасовцы. Поповство песочновцев несколько отдаляло их от беспоповцев остальных деревень, и потому разноверцы не особенно роднились, но с наступлением эры атеизма с беспощадной борьбой против религиозности народа прежняя отчужденность начала преодолеваться. В целом же духовное лидерство принадлежало Титкову, в котором со временем и появится старообрядческая церковь имени Космы и Дамиана. Часовня в Песочном, которой порядка двух с половиной сотен лет, носит название во имя Ильи Пророка и является своего рода местной достопримечательностью. Мы с моими ребятами-скаутами постоянно посещаем во время экспедиций это старозаветное место. Я рассказываю им, почему почитают в народе данного святого. Кратко изложу и здесь его историю. Весьма важно знать это песочновцам, поскольку в Ильин день (2 августа) в старые времена гулялась и деревенская сходка или, как принято сейчас называть, день деревни. Илья Пророк, живший в IX веке до Рождества Христова, за свою пламенную речь о славе Божией был взят на небо живым в огненной колеснице. Он также популярен в народе, как и Николай Угодник. Именуется еще и как Илья Громовержец, Илья Громоносный. Грозный белобородый старец Илья – повелитель дождей, грома и молний, разъезжающий на громыхающей колеснице и карающий неправедных. Он посылает на землю плодородие. «Илья жатву начинает, а лето кончает». «Илья Пророк в поле копны считает». «На Илью до обеда лето, после обеда – осень». После Ильина дня перестают купаться: «Илья воду остудил», «Олень копыто замочил – купанию конец». Еще недавно, помнится, на Ильин день выпекали колоба и пышки из нового урожая. Но вернемся к истории часовни. По некоторым сведениям сооружена она была около 1750 года. И поскольку битье в колокол царской властью староверческим храмам было запрещено, народ на службу созывали ударами в било из звонкого пихтового бревна. В 1905 году гонения на старообрядцев прекратились. Им разрешили строить храмы, устраивать крестные ходы и звонить в колокола. Песочновское общество, собрав деньги с прихожан, в 1910 году закупило в Казани четырехпудовый колокол, но в 30-е годы безбожниками-большевиками колокол был разбит. Службой в часовне в первые большевистские годы руководил Евстигней Васильевич Целиков. После его смерти в 1928 году службу вели Иван Иосифович Комиссаров, братья Григорий Федорович и Иван Федорович Целиковы, Тимофей Николаевич Сироткин, Елена Семеновна Целикова. Удивительное дело, в эпоху воинствующего атеизма, часовня, собирая прихожан из окрестных селений, продолжала действовать! Попытка властей закрыть ее в 1956 году в период беспощадного наступления на остатки религиозности в народе, окончилась неудачей. В перестроечные годы вероисповеданию была дана полная свобода, и моления по престольным праздникам начали вести Николай Шабунин и Федор Федорович Мастеров с супругой Ариной Васильевной. Для прихожан была освящена новая моленная, а настоятелем церкви святого пророка Ильи в 2005 году был назначен иерей Михаил Николаевич Целиков. Истовой ревнительницей древлего благочестия и усердной молельщицей в безбожные времена была Елизавета Гавриловна Соколова. Не изменяли своей вере Анфиса Андреевна Кузнецова, Анна Ивановна Поляшева, Вера Ивановна Румянцева и многие другие жители Песочновской округи. А вот по социальному положению все селения в старые времена были одинаковы и принадлежали Главной дворцовой канцелярии, выплачивая подати прямо царскому двору в виде выращенной продукции. То есть, крестьяне считались дворцовыми, а с 1797 года – удельными. Старообрядческие корни не давали поселиться пьяному разгулу в селениях Песочновской округи. Даже в 50-е – 60-е годы ХХ века, которые я помню, деревенские гулянья проходили хотя и шумно, но «чинно-благородно». Летние сходки гулялись: в Безводном – в Троицу, в Большой Шалеге – в Духов день, в Малой - во Владимирскую (6 июля), в Большом Песочном – в Ильин день, в Титкове – в Казанскую. А зимние свозы имели молодежный характер. Именно во время их чаще всего происходило знакомство будущих супругов, заключались брачные сделки. Для своза молодежь откупала избу. Хозяева уходили ночевать к соседям. В откуп избы каждый давал, кто сколько мог. Расставляли лавки по стенам, столы, ставили угощенье. Не зазорно было и вино выставить (в отличие от посиделок, на которые парням полагалось приходить трезвыми). Начиналось гулянье. Гуляли по четыре ночи, днем парни разводили по своим домам приезжих ребят, девушки – девчат. Пели, плясали, играли. Тут и место знакомству находилось. Каждый своз сулил после несколько свадеб. По Песочновской округе свозы устраивались: в Малой Шалеге - на Иоанна Златоуста (26 ноября), в Большой Шалеге – в Николу Зимнего (19 декабря), в Песочном – 28 декабря, в Безводном – в Святки, в Титкове – в мясоед. Песочное, впрочем, никогда не было центром для нынешней округи. Оно и по населению было меньше, и по отдаленности от больших дорог не в лучшем положении. Все деловые и досуговые связи тянулись к Титкову. И хозяйственное состояние у титковцев выглядело более выгодным. Так, накануне революций 1917 года по наличию скота Титково занимало 10-ю позицию среди 125 селений Уренщины (на 76 хозяйств при 484 едоках – 83 лошади, 164 коровы, 362 овцы, 194 свиньи). Безводное занимало также весьма высокую 12-ю позицию (на 34 хозяйства с 201 едоком – 36 лошадей, 69 коров, 201 овца, 59 свиней). Причем, что весьма редкое явление в те годы, вовсе не было в деревне ни безлошадных, ни бескоровных. У Шишкина была тоже неплохая 20-я позиция (на 31 хозяйство со 168 едоками – 33 лошади, 64 коровы, 137 овец, 40 свиней). Что здесь сразу бросается в глаза, так это количество коров – более двух на хозяйство. Правда, в трех хозяйствах коров не держали вовсе. Такую же позицию занимало Песочное (на 39 хозяйств с 270 едоками – 40 лошадей, 86 коров, 148 овец, 130 свиней). Как видите, и здесь коров было предостаточно, а бескоровных не было. А вот с лошадьми беда, их было маловато, хотя безлошадное хозяйство было лишь одно. 27-я позиция – у Малой Шалеги (на 17 хозяйств со 101 едоком – 21 лошадь, 29 коров, 91 овца, 20 свиней). Бескоровных тоже не было. Наконец, Большая Шалега, у которой дела были похуже остальных. Средняя среди всех селений Уренщины – 55-я позиция (на 57 хозяйств с 298 едоками – 46 лошадей, 87 коров, 137 овец, 54 свиньи). Гигантски много безлошадных хозяйств – 16, плюс 5 бескоровных. В целом же надо сказать, положение со скотом в селениях Песочновской округи было выше среднего по Уренщине. Похуже обстояли дела с наличием земли. Приведу и здесь статистические данные. Более всего приходилось пашни на одного едока в Шишкине – 1,51 га. И это был самый высокий показатель на Уренщине! Неплохо обстояли дела в Малой Шалеге – 1,17 га на едока (13-я позиция). По 0,99 га приходилось на едока в Безводном (28-я позиция). 55-я позиция у Большой Шалеги (0,84 га), 56-я – у Песочного (0,83 га). И совсем худо – у титковцев, лишь 0,63 га (88-я позиция). Вот в этом и парадокс: со скотом у титковцев положение лучше всех, с пашней – хуже всех. Но и то сказать, скот в те времена кормился более не с пашни, а с лугов, которых у титковцев было больше остальных. Конечно, бедная, песчаная пашня не могла в полной мере обеспечить крестьян и свинопоголовье зерном. Приходилось налегать на подсобные промыслы, благо лес был рядом. И лесным промыслом занимались жители всех без исключения песочновских селений. У жителей Шишкина, Малой Шалеги и Безводного в почете был еще и плотницкий промысел, А у большешалежцев еще и пильщицкий, а у песочновцев – извозный. Последнее – удивительно. Имея только по одной лошади на хозяйство, песочновцы умудрялись еще и извозом заниматься! Видимо, нужда заставляла разрывать лошадку между домашними и транспортными работами. Любопытная деталь: в списках призывающихся на воинскую службу в графе «занятие, ремесло или промысел» неизменно у всех сельчан проставлялось «плотник». Время смут и преобразований Мятеж ХХ век – для России век трех революций и двух кровавых войн. Все эти события так или иначе катком прошлись и по селениям Урень-края. Лучшая, я не погрешу против истины, лучшая часть населения была истреблена, изувечена или репрессирована. И кто мы, их потомки, сегодня? Помним ли их жертвы, принесенные во имя великодержавных интересов правителей, для которых народ – лишь пушечное мясо и безропотная рабочая сила. Из Безводного в горнило Первой мировой войны было брошено 7 человек, один из них прошел через австрийский плен. Из Песочного двое также побывали в плену, а один человек на войне погиб. Из Малой Шалеги погибли двое. Впрочем, эти данные далеко не полные. Просто за дальностью времени имена утеряны в памяти последующих поколений. Угодил на войну и мой малошалежный дед Федор Арефьевич с братом Никифором, причем попали они на один участок фронта, под Варшаву. Вернуться с войны живыми повезло обоим. Никифор вернулся в 1916-м без глаза, Федор в 1917-м - с молодой женой-полячкой Стефанией, вывезенной из-под Бялостока в виде своеобразного «военного трофея». Вернулись полными впечатлений от виденного, слышанного, пережитого. - Во, - похвалился передо мной в одной из бесед Никифор Арефьевич металлическим портсигаром,- у австрияка на кисет выменял. Кисет у меня бисером был украшен. Вот и побратались с ним. До сих пор храню. Допытываюсь, что в деревне о последующих революциях думали. - Да, ломали голову. Еще на войне метался народ окопный, не зная, к какому берегу пристать: к большакам ли, к сэрам. Так, переврав через народную этимологию, назвал старик большевиков и эсеров. - Ну а в деревне-то что думали? - Так ведь их, революций-то, кажись, две в одном годе было?- проявил Никифор Арефьевич осведомленность в историческом вопросе. - Совершенно верно, две,- подтверждаю я. - Так вот про одну раззвонили: царя скинули! Вы все теперь братья! Диковинно это было: как же это теперь без царя-то? А вторая революция для деревни в диковину уже не была. Разве что не братьями, а товарищами стало нас районное начальство называть. А так, как жили при старой власти, так и при новой власти первые годы жили. Будто и не было никаких революций А в августе 1918 года в Урень-крае разгорелся крестьянский мятеж, вызванный июльской реквизицией хлеба и злоупотреблениями со стороны представителей советской власти. Изъятие хлеба всегда озлобляло крестьян, в данном же случае оно было для них особенно тяжело, так как хлеб выгребался подчистую и безо всяких расписок, не говоря уж о деньгах. Но являлся ли Урень-край неисчерпаемой кладовой хлебных запасов? В государственном архиве хранится ходатайство крестьян Большой Шалеги о выделении в ссуду семян по случаю градобития - до урожая 1918 года. Варнавинский уездный исполнительный комитет в своем решении от 28 мая в выделении овса отказал, обосновывая отказ тем, что выделение производится «лишь лицам, обладающим средствами, к тому же неизвестно, в чьи руки семена попадут». О катастрофическом положении с продовольствием в Урень-крае сообщал в письме Ленину даже комиссар А.В.Луначарский, посетивший Костромскую губернию в мае 1919 года: « Есть целый многохлебный, зажиточный, старообрядческий край, так называемый Уренский.., с этим краем ведется форменная война… Семена съели, и в одном из двух единственно хлебных уездов губернии в будущем году тоже хоть шаром покати,.. здесь нет соли и мыла… Мыла нет даже для того, чтобы могли умываться тифозные больные». Так что за «форменная война» велась с Урень-краем? Волнения начались с массового похода продовольственных отрядов в деревню за хлебом. Прокатываются волны стихийных протестных крестьянских сходов. Появляются первые жертвы среди представителей новой власти, не пришедшейся по нраву уренскому крестьянству. Так начался мятеж, о котором публикаций было достаточно много. Главнокомандующим крестьянской повстанческой армией был поставлен уроженец деревни Суходол Иван Нестерович Иванов (1881-1924), двухметрового роста отставной вахмистр, получивший прозвище «Уренский царь». После подавления мятежа по деревням прогулялись карательные отряды большевиков. Ни в Малой, ни в Большой Шалеге мятежников среди населения выявлено не было. Но трагедия, разыгравшаяся в перелеске под Большой Шалегой, хранится еще в памяти стариков. Киселев Геннадий Корнилович, 1931 года рождения из Большой Шалеги, мне рассказывал: «По возрасту я не мог быть свидетелем событий 1918 года, но старики рассказывали нам о жуткой расправе, учиненной красноармейцами на околице деревни осенью того года. Двенадцать крестьян Тонкинской и Вахрамеевской волостей, входивших ранее в состав Урень-края, справлялись с уренского схода. И попали в большевистскую засаду. Сопротивления мужики не оказали, безоружные были. Но одно слово – мятежники. Значит, враги. И получайте пулю в лоб. Крестьяне вырыли себе могилу и были расстреляны. Оставив трупы незакопанными, убийцы ушли в деревню обедать. И надо ж было такому случиться, что двое из расстрелянных остались в живых. Собрав силы, израненные, они уползли в лес. Так стала известна история злодейства… Не могу ходить без содрогания мимо той ямы, из которой потом родственниками были выкопаны трупы». И это был не единственный пример безрассудства. В пяти километрах от Малой Шалеги в Большой Арье были арестованы 18 местных жителей и на Борке (ныне городской парк) в числе десятков (если не сотен) прочих расстреляны. Из Титкова за участие в мятеже был расстрелян 1 человек (фамилия утеряна), из Малой Шалеги – М.С. Лебедев. По прочим селениям данных найти не удалось. Мятежные страсти улеглись лишь к 1922 году, но в этом году – новое бедствие: массовый голод. На малошалежном кладбище большинство могил – детские, и большинство из них появились как раз в двадцать втором. Уже и следа почти не осталось от них. Вроде кочки, вроде бугорки, в геометрическом порядке разбросанные по кладбищу там и сям. То страшная печать голода. Безрассудная Гражданская война также унесла десятки жизней из селений Песочновской округи. Из Безводного в ней на стороне красных приняли участие 4 человека. Новая экономическая политика – НЭП Но к середине 20-х годов жизнь начала налаживаться. Малошалежцы одними из первых стали пайщиками кредитного сельхозтоварищества, созданного в Урене, и через него приобрели три конные молотилки и две конные жатки. Освоение новых земель требовало применения новой агротехники и новых средств обработки земли. Если в дореволюционное время исключительным севооборотом была трехполка, то, начиная с 1924 года, внедряется система многопольных севооборотов, главным образом, ярославское четырехполье, меньше – волоколамское восьмиполье. Но и трехполье продолжало существовать. В конце двадцатых годов один за другим последовали неурожайные годы, доля клеверов сократилась, а с ними и севообороты. В 1923 году начали создаваться сельские Советы, и Большая Шалега стала центром одного из них. Первым председателем стал Василий Васильевич Яблоков. Интенсивно велось строительство жилья. В Малой Шалеге поставили новые добротные дома в эти годы Иван Лазаревич Назаров, дед мой Федор Арефьевич, Никифор Арефьевич Киселев, Григорий Дмитриевич Удалов и другие селяне. Более охотно стали обзаводиться детьми. Так, в 1925 году в деревне было 2 новорожденных, в 1926 – 3, в 1927 – 6, в 1929 – 7. Словом, жизнь выправлялась. Появились излишки продуктов, крестьяне принялись ими торговать. На уренском базаре существовал свой «малошалежный ряд». Торговали в нем шерстью (не зря деревню «овечьим городком» прозывали), льняным маслом, солодом, бараниной, конской упряжью. Несколько постоялых дворов также называли «малошалежными» за то, что там останавливались на ночлег (до райцентра – 20 верст) малошалежцы. Дедова лошадь Тамарка твердо знала в Урене лишь один двор, и достаточно было сказать ей дома в Малой Шалеге: «Тамарка, в Урень!», и та шла все двадцать верст до места назначения без понуканий. Ну, а если скорость едущих не устраивала, дед выдавал команду: «Тамарка, грабят!», и умная животина мчала как угорелая, пока ее не осадишь. Свой ряд, берестяной, имели на уренской ярмарке титковцы. Песочновцы приторговывали льняным маслом. Небольшой базар по воскресным дням устраивался в Титкове у церкви. Здесь уж продавались не только новые ремесленные изделия, но и всякое хламье. Крестьяне в эти годы уже откровенно начинают интересоваться политикой, прежде всего, конечно, ее экономической стороной: что почем стоит за рубежом, какова цена зерна в Англии и Франции, каковы урожаи, приемы хозяйствования. В Малой Шалеге выделились ряд семейств, где правилом стало давать образование всем детям: Басовы, Лебедевы, Киселевы. Климентий Корнилович Басов первым в деревне выписал сельскохозяйственный журнал. Целый ряд хозяйств начал выписывать газеты. Кругозор деревенских жителей расширялся. Мир раздвигал границы, открывая крестьянству новые неведомые города и страны. В библиотеке моего малошалежного дяди – Николая Дмитриевича Белова, состоящей из десятка книг, географический Атлас мира карманного формата, но чрезвычайно объемистый и подробный, был самым ценным приобретением, почти реликвией. По вечерам пухленький, потрепанный Атлас доставлял большому количеству гуляльщиков в избе Беловых отраду и усладу. Облепленный ребятней, неутомимо путешествовал дядя Коля пальцем по карте то посредством дорог, то рек, то горных гряд. Время от времени произносил со смаком таинственно и обворожительно звучащие для нас слова: «Аддис-Абеба, Кордильеры, Джокьякарта, Коломбо, Антананариву, Рио де Жанейро»…Было так в пятидесятые годы. Что говорить о годах двадцатых! Но, увы, вскоре крестьянин российский начал познавать географию страны отнюдь не по карте. Ох, как дорого стоило ему это познание!
Ответов - 24, стр:
1 2 All
полная версия страницы